Роза посмотрела на него с некоторым удивлением.
— Я хочу сказать, — пояснил он, — что мне незнакомы чувства юности. Я был единственным отпрыском пожилых родителей, и мне кажется иногда, что я и родился-то пожилым. Отнюдь не желая строить каламбуры на прелестной фамилии, которую вы вскоре перестанете носить, я позволю себе заметить, что, если большинство людей, вступая в жизнь, бывают бутонами, я при своем вступлении в жизнь был щепкой. Я уже был щепкой — и весьма сухой, — когда еще только начал себя помнить. Итак, что касается второй заверенной копии, с ней будет поступлено согласно вашему желанию. Что касается вашего наследства — то тут, по-моему, вы все знаете. Оно состоит из ежегодной ренты в двести пятьдесят фунтов. Остатки от этой ренты, за вычетом расходов на ваше содержание, равно как и некоторые другие поступления, все надлежащим образом записаны на приход, с приложением оправдательных документов, так что в настоящее время вы являетесь обладательницей кругленькой суммы в тысячу семьсот фунтов — или несколько более. Я имею право авансировать вас из этого капитала на приготовления к свадьбе. Вот, кажется, и все.
— Можно вас спросить, сэр, — проговорила Роза, наморщив свои хорошенькие бровки и держа в руках заверенную копию, но не заглядывая в нее, — насчет этого завещания? Я гораздо лучше понимаю, когда вы говорите, чем когда сама читаю всякие такие документы. Вы меня поправьте, если я ошибусь. Ведь мой покойный папа и Эддин покойный отец решили нас поженить потому, что сами они были близкими друзьями, верными и преданными, и хотели, чтобы мы после них тоже были друзьями, такими же близкими, верными и преданными?
— Именно так.
— Потому что они хотели, чтобы нам обоим было хорошо и мы оба были счастливы?
— Именно так.
— Чтобы между нами была даже еще большая близость, чем когда-то между ними?
— Именно так.
— И там нет, в этом завещании, такого условия… такой оговорки, что Эдди что-то теряет или я теряю, если… если…
— Не волнуйтесь, моя дорогая. В том случае, одна мысль о котором ранит ваше любящее сердечко и вызывает слезы у вас на глазах — то есть в случае, если бы вы с мистером Эдвином не поженились, — нет, ни вы, ни он ничего не теряете. Вы тогда просто останетесь под моей опекой до вашего совершеннолетия. Ничего худшего с вами не произойдет, хотя, пожалуй, и это достаточно плохо.
— А Эдди?
— Он, достигнув совершеннолетия, вступит во владение своим паем в той фирме, где его отец был компаньоном. А также получит остаток — если таковой будет — от дивидендов на этот пай. Для него ничего не изменится.
Роза по-прежнему сидела потупившись, склонив головку набок и наморщив брови. Покусывая уголок своей заверенной копии, она задумчиво водила ножкой по полу.
— Одним словом, — сказал мистер Грюджиус, — ваша помолвка это только пожелание, мечта, выражение дружеских чувств, соединявших вашего отца и отца мистера Эдвина. Конечно, они очень желали этого брака и надеялись, что он осуществится. А вы с мистером Эдвином с детства привыкли к этой мысли — и вот мечта ваших родителей осуществилась. Но обстоятельства могут измениться, и я сегодня посетил Женскую Обитель отчасти, и даже главным образом, для того, чтобы выполнить то, что я почитаю своей обязанностью, а именно сказать вам, моя дорогая, что юноша и девушка лишь тогда должны вступать в брак (если только это не брак по расчету, то есть пародия на брак и роковая ошибка, грозящая всякими несчастьями в будущем) — что они лишь тогда должны вступать в брак, когда делают это по собственной воле, по взаимной любви и с уверенностью, что они подходят друг другу и будут счастливы вместе (тут, конечно, тоже возможны ошибки, но уж с этим ничего не поделаешь). И разве можно представить себе, что ваш отец или отец мистера Эдвина, если бы сейчас был жив и возымел хоть малейшее сомнение в желательности для вас этого брака, продолжал бы настаивать на своих прежних планах, даже видя, что обстоятельства изменились? Такое предположение невозможно, неразумно, нелогично и совершенно нелепо!
Все это мистер Грюджиус проговорил так, словно читал вслух или отвечал вытверженный урок — настолько чужда ему была всякая непосредственность в выражении чувств.
— Итак, моя дорогая, — добавил он, вычеркивая «Завещание» у себя в книжке, — я исполнил свою обязанность — чисто формальную в данном случае, но в других подобных казусах необходимую. Пойдем далее. «Пожелания». Нет ли у вас каких-нибудь пожеланий, которые я могу исполнить?
Роза покачала головкой — как-то грустно и потерянно, словно бы и хотела, но не решалась просить помощи.
— Не будет ли от вас каких указаний относительно ваших дел?
— Я… я хотела бы сперва поговорить с Эдди, — сказала Роза, загибая складочки на своем платье.
— Конечно, конечно, — одобрил мистер Грюджиус. — У вас с ним должно быть полное единодушие. Когда он опять вас посетит?
— Он только сегодня уехал. А приедет на рождество.
— Превосходно. Стало быть, при следующем вашем свидании вы все подробно обсудите и сообщите мне, а я выполню свои обязательства — чисто деловые! — перед достойной леди, сидящей сейчас у окна. Вероятно, будут дополнительные расходы — тем более на праздниках. — Огрызок карандаша снова появился в руках мистера Грюджиуса. — Следующая запись. «Прощание». Да. Теперь, с вашего позволения, моя дорогая, я с вами попрощаюсь.
Он неуклюже поднялся с кресла. Роза тоже встала.
— А не могу ли я, — сказала она, — попросить вас тоже приехать на рождество? Мне, может быть, нужно будет что-нибудь вам сказать.