Мистеру Джасперу очень грустно это слышать, так как он давно заметил, что мистер Сапси ничего не говорит без основания и каким-то образом всегда оказывается прав. Мистер Сапси (как ни странно) сам того же мнения.
Мистер Джаспер сегодня в голосе. В трогательном молении, в котором он просит склонить его сердце к исполнению сих заповедей, он прямо потрясает слушателей красотой и силой звука. Никогда еще он не пел трудных арий с таким искусством и так гармонично, как сегодня этот хорал. Нервный темперамент иногда побуждает его слишком ускорять темп; но сегодня темп его безупречен.
Таких результатов он, вероятно, достиг благодаря очень большому спокойствию духа. А собственно голосовые средства — горло — у него даже как будто не совсем в порядке; возможно, он слегка простужен, потому что, в дополнение к обычной своей одежде и накинутому поверх стихарю, он сегодня надел еще длинный черный шарф из крепкого крученого шелка, обмотав его вокруг шеи. Но это необычное спокойствие духа так в нем заметно, что мистер Криспаркл заговаривает с ним об этом, когда они встречаются после вечерни.
— Я должен поблагодарить вас, Джаспер, за удовольствие, которое вы мне доставили. Как вы сегодня пели! Изумительно! Великолепно! Вы превзошли самого себя. Вы, должно быть, очень хорошо себя чувствуете?
— Да. Я очень хорошо себя чувствую.
— Ни одной неровности, — говорит мистер Криспаркл, вычерчивая в воздухе плавную кривую, — ни ослабления, ни нажима, и ничто не упущено; все, до мельчайших подробностей, выполнено мастерски, с безукоризненным самообладанием.
— Благодарю вас. Надеюсь, что так, если только это не слишком большая похвала.
— Можно подумать, Джаспер, что вы нашли какое-то новое средство от того недомогания, которое у вас иногда бывает.
— Да? Это тонко подмечено. Я действительно нашел новое средство.
— Так применяйте его, голубчик, — говорит мистер Криспаркл, дружески похлопывая Джаспера по плечу. — Применяйте!
— Да. Я так и сделаю.
— Я очень рад за вас, — продолжает мистер Криспаркл, когда они выходят из собора, — рад во всех отношениях.
— Еще раз благодарю. Если разрешите, я провожу вас, до прихода моих гостей еще есть время, а мне хочется кое-что вам сказать, что, я думаю, вам будет приятно услышать.
— Что же именно?
— А вот. Помните, в тот вечер мы говорили о моих недобрых предчувствиях?
Лицо мистера Криспаркла вытягивается, он сокрушенно покачивает головой.
— Я тогда сказал, что ваше ручательство послужит мне противоядием, если меня снова начнут терзать эти недобрые предчувствия. А вы посоветовали мне предать их огню.
— Я и теперь вам это советую.
— Ваш совет не пропал даром. Я намерен под Новый год сжечь все мои прошлогодние записи.
— Потому что вы… — начинает мистер Криспаркл с заметно посветлевшим лицом.
— Вы угадали. Потому что я понял теперь, что просто был нездоров, — то ли переутомился, то ли печень била не в порядке, то ли так, в меланхолию ударился, не знаю. Вы тогда сказали, что я преувеличиваю. Вы были правы.
Посветлевшее лицо мистера Криспаркла светлеет еще более.
— Тогда я не мог с этим согласиться, потому что, повторяю, был нездоров. Но теперь я в более нормальном состоянии и охотно соглашаюсь. Да, конечно, я делал из мухи слона; это не подлежит сомнению.
— Как я рад это слышать! — восклицает мистер Криспаркл.
— Когда человек ведет однообразную жизнь, — продолжает Джаспер, — да еще нервы у него разладятся или желудок, — он склонен слишком задерживаться на какой-нибудь одной мысли, пока она не разрастается до вовсе уж не сообразных размеров. Так и у меня было с той мыслью, о которой я говорю. Поэтому я решил: когда эта тетрадь будет заполнена, я ее сожгу и начну новую уже с более ясным взглядом на жизнь.
— Это даже лучше, чем я мог надеяться, — говорит мистер Криспаркл, останавливаясь на ступеньках перед своей дверью и пожимая руку Джаспера.
— Понятно, — отвечает тот. — У вас было очень мало оснований надеяться, что я стану похож на вас. Вы всегда так дисциплинируете и дух свой и тело, что сознание ваше ясно как кристалл; и вы всегда такой и никогда не меняетесь; а я как болотное растение, что одиноко прозябает в мутной, застоявшейся воде, и легко впадаю в хандру. Но, видите, я все-таки справился со своей хандрой. Не будете ли вы так добры, мистер Криспаркл, — я подожду, а вы узнайте, не ушел ли уже мистер Невил ко мне? Если еще не ушел, мы могли бы пойти вместе.
— Боюсь, его нет дома, — говорит мистер Криспаркл, отпирая дверь своим ключом. — Он ушел еще при мне и, думаю, не возвращался. Но я узнаю. Вы не зайдете?
— Мои гости ждут, — с улыбкой отвечает Джаспер.
Младший каноник исчезает в дверях, а через минуту вновь появляется. Как он и думал, мистер Невил не возвращался; да он ведь и сказал, уходя, — мистер Криспаркл теперь это припоминает, — что с прогулки пройдет прямо в домик над воротами.
— Плохой же я хозяин! — говорит Джаспер. — Мои гости придут раньше меня. Хотите пари, а? Бьюсь об заклад, что застану своих гостей в объятиях друг у друга.
— Я никогда не держу пари, — отвечает мистер Криспаркл, — но если бы не это, я побился бы об заклад, что ваши гости не соскучатся с таким веселым хозяином!
Джаспер кивает и, смеясь, прощается с мистером Криспарклом.
Он идет обратно к собору той же аллеей, по которой они только что шли, проходит мимо и сворачивает к домику над воротами. Все время он напевает про себя, вполголоса, но необыкновенно чисто и с тонким выражением.
По-прежнему кажется, что сегодня он не может ни взять фальшивой ноты, ни поторопиться, ни опоздать. Войдя под арку, откуда начинается ход в его жилье, он останавливается, разматывает свой шарф и перекидывает его через руку. В это время брови его сдвинуты и лицо мрачно. Но оно почти тотчас проясняется, и, снова напевая, он продолжает свой путь.